17 июня 2019 г.

Воспитываем детей по методу Марии Монтессори Елена Александровна Хилтунен

Воспитываем детей по методу 
Марии Монтессори

Елена Александровна Хилтунен

Часть 5
Одиннадцать мифов о педагогике Монтессори

Долгое время считалось, что чиновники системы образования, особенно высших его эшелонов, для того и работают, чтобы создавать реформаторские документы, всевозможные законы и положения, от которых и ученикам, и учителям, и родителям становилось бы лучше. Поэтому мы не удивлялись, что все школьные преобразования производились, как говорится, сверху. Не родители приходили в муниципалитет и говорили: для наших детей нужна такая-то школа с такими-то преподавателями и с таким-то директором. И не учителя-единомышленники требовали у государства дать им возможность осуществить педагогический замысел. А именно государственные чиновники по своему усмотрению принимали решение открыть или закрыть школу и назначали директора. Социальный и общественный заказ у нас и сегодня, к сожалению, очень редко совпадает с государственным.

Но в том-то и дело, что Россия во все времена отличалась вольнодумием, и самое светлое и сильное, что в ней возгоралось, и чем она потом гордилась и славилась, возникало как раз вопреки государственным приоритетам – снизу, в талантливой профессиональной работе практиков. И почти всегда при непосредственном участии общественности. Проходил не один год, пока новые педагогические веяния узаконивались или, наоборот, сметались запретами.


Именно так произошло и с детскими садами и школами М. Монтессори, распространившимися в России в начале прошлого века под влиянием гуманистического направления европейской реформ-педагогики и запрещенными решением Государственного ученого Совета (ГУСа) в 1926 году. Или похожая история случилась со школами-коммунами, где основным методом преподавания был комплексный метод изучения учебного материала. А все перипетии с КСО (коллективным способом обучения) Ривина-Дьяченко? Ведь до сих пор он «передается» практиками из рук в руки и не включен в официальные педвузовские курсы.

Заметьте: чем смелее передовая практическая педагогика пытается противостоять принятой в государственных школах классно-урочной школьной жизни, тем жестче откликаются на это творящие законы чиновники: не принять всерьез, отклонить, запретить. Мы в новый век уже вступили, а в типологии учебных заведений нашей страны до сих пор нет ни вальдорфских школ, принципиально отличных от всех узаконенных, ни школ М. Монтессори, где главным способом ученья является не урок, а свободная работа детей, в которой учитель вместо того, чтобы учить, становится исследователем и организатором пространства образования, а значит, выполняет совершенно иные функции, чем в обычной школе. Это вам не полная средняя школа и даже не гимназии, которые как раз включены в перечень типов российских учебных заведений, но по сути своей мало чем друг от друга отличаются, потому что принадлежат к единой принятой у нас в стране гербардтонианской классно-урочной системе обучения и воспитания детей.

В вальдорфских и Монтессори-школах, пока еще редких и появившихся вопреки указаниям сверху, на неизбывном энтузиазме снизу, работают (или работали) уникальные для нашей страны педагоги. Многие из них получили педагогическое образование за границей, другие самостоятельно освоили теорию и воплотили в практику необычную для нашей школы педагогическую систему. Но, к сожалению, почти каждый из них по большинству параметров не подходит под профессиограмму работника обычной российской школы. А модели учебных заведений, которые эти учителя создавали, рушились буквально при первой же государственной аттестации. Так почему бы ни внести в Закон об образовании Положение о школах такого типа? А иначе вокруг, как доказательства их несостоятельности, возникают один за другим мифы, на деле искажающие суть педагогических концепций этих школ и запутывающие людей.

Вот, например, несколько мифов, рожденных в последнее время с появлением в России детских садов и школ М. Монтессори.




Миф первый


Эта педагогика годится для детей с отклонениями в умственном развитии.

Да, действительно, сто лет назад Мария Монтессори начинала свои исследования с проблемными детьми. По специальности она была врачом (хирургом) и психологом. А, как известно, многие свои гипотезы люди этих профессий подтверждают, исследуя именно детей с ограниченными возможностями – яснее виден результат. Если гипотеза подтверждается, то с утроенной силой она может «работать» у обычных детей, и с удесятиренной – у одаренных. В том-то и дело, что все методы, которыми М. Монтессори пыталась добиться реальной детской самостоятельности (а именно это она ставила в основу своих исследований), оказалось действенным для всех детей. Именно для всех! Независимо, отстает ли ребенок в развитии от своих сверстников или опережает их.

Поскольку в нашей стране единой системы работы с любыми детьми, к сожалению, не возникло (если не считать отдельных методов), то государство и посеяло миф о том, что Монтессори-педагогика – это педагогика для больных, а обычным ребятишкам в таких детских садиках и школах делать нечего. В курсе истории педагогики для студентов педагогических вузов о системе саморазвития детей в специально подготовленной среде, которую создала Мария Монтессори, в единственном абзаце так и написано: «это педагогика для детей с ограниченными возможностями». Но центральным понятием педагогической системы М. Монтессори является понятие саморазвития. А оно объективно происходит с каждым ребенком. Никто не говорит детям об их норме, не выдвигает базовый стандарт. Существует лишь перечень личных достижений детей на том или ином этапе жизни. В Монтессори-педагогике нет понятия «ребенок должен». Малыш сам стремится чего-то достичь, а наставница лишь помогает ему по его же просьбе. При этом специально созданная развивающая среда, типичная для любой Монтессори-школы мира, позволяет самостоятельно учиться всем детям без исключения, в том числе и с отклонениями в развитии. Последним потому, что у них, как считают психологи, преобладает персонально-технический интеллект: все окружающие предметы им надо трогать, они не воспринимают информацию на слух, как большинство здоровых детей. Но не надо думать, что в жизни любого ребенка, даже самого одаренного, нет периода, когда ему важно самостоятельно действовать с окружающими его простыми предметами среды. Возможность прикасаться к Монтессори-материалу, брать его с полки, действовать с ним, развивать собственные навыки в овладении предметами окружающего мира волшебным образом способствует саморазвитию детей, позволяет всем им без исключения самостоятельно и успешно учиться.




Миф второй


Монтессори-педагогика не сочетается с существующими школьными программами.

Можно сказать, что это и не миф вовсе. Монтессори-педагогика принципиально непрограммная. То есть не имеет единой программы обучения и воспитания детей, потому что предполагает самостоятельное учение каждого ребенка по собственной уникальной, им самим выстраиваемой траектории. А если и создаются какие-либо Примерные программы, то центральным в них являются требования к образовательной среде, в которой учатся и воспитываются дети. При этом учитель не учит и не воспитывает, а именно создает условия для максимально полного удовлетворения потребностей детей того или иного возраста. Учителя в Монтессори-школе – не учителя, а скорее организаторы образования. Заметьте, совсем другой смысл! Впрочем, это характерено не только для Монтессори-школ. Такой смысл образования можно встретить, например, в государственном Законе об образовании Финляндии, где поворот к гуманистической педагогике, видимо, уже произошел, а право ребенка на образование стало действительно правом, а не обязанностью.

Повторим: похожая на общую для всех Монтессори-школ мира «программу» создать возможно. Это будет подробное описание специально подготовленной развивающей среды для детей разного возраста. По содержанию такая развивающая среда будет особенная в каждой стране, так как обеспечивает образование детей в условиях разных культур, но по смыслу она одинаковая, поскольку строго соответствует доминантам развития детей в том или ином возрасте. Развивающую среду создает для детей наставник – организатор образования, – и это едва ли ни самая главная его обязанность и ответственность.




Миф третий


Система М. Монтессори рождена в Европе и нечего ее тащить в Россию, у нас много своих замечательных педагогов.

Этот миф родился еще в начале прошлого века. После большевистской революции космополитизм преследовался в резолюциях партийных съездов. Считалось, что российской культуре присуще только рожденное в ней самой. И не может быть ничего, стоящего над этой культурой или привнесенного в нее извне. Не могло быть и речи о том, что советского человека можно воспитывать, руководствуясь идеями западной педагогической системы. Таким образом мы более полувека воспитывали именно советского человека, и теперь плоды этого воспитания нас не устраивают. Похоже, что Россия до сих пор не отошла от подобных предрассудков, так как в верхних эшелонах власти и в современных научных кругах до сих пор отворачиваются, а то и открыто осуждают педагогические системы, рожденные в других странах. Наука делает вид, что они несерьезны, а наши ученые придумали нечто более значимое; чиновники же не хотят лишних хлопот. Чаще всего они просто не компетентны в аттестации таких необычных школ и учителей. За неимением соответствующих документов принимается решение попросту закрыть школу или предложить ей подчиниться отечественным порядкам.

Ценность Монтессори-педагогики в том, что она абсолютно лишена какой бы то ни было идеологичности и исходит из понимания ребенка как уникально развивающегося существа, наделенного природой и Богом общечеловеческими возможностями. Поэтому Монтессори-школы существуют сегодня в очень многих странах мира. И почти везде в педагогических колледжах и университетах изучается теория и методика этой системы воспитания детей. Вряд ли какая-нибудь другая система может сравниться с ней по точной и до мелочей продуманной технологии организации. Кстати, это тоже одна из причин мощного распространения по миру: при желании ею может овладеть каждый поверивший в нее учитель. Но вот создать настоящую Монтессори-школу непросто. На это требуется немало лет кропотливой работы, потому что начать придется с организации жизни самых маленьких ребятишек и постепенно, по мере их взросления, обустраивать ее. Система есть система!




Миф четвертый


В Монтессори-школах вокруг ребенка создается искусственная среда, насыщенная предметами, которые не могут научить его жить в большом мире.

Правильнее было бы назвать развивающую среду Монтессори-школы специально подготовленной. Здесь, действительно, на полках лежит масса предметов, назначение которых глубоко и многослойно. И дети и взрослые называют эти бусинки, коробочки и баночки, а позднее лабораторное оборудование, справочники и энциклопедии «материалами» для свободной работы. 60 % из них – это классические материалы, придуманные самой Марией Монтессори сто лет назад. Любопытно, что нынешние российские ребятишки работают с ними с не меньшим энтузиазмом, чем их ровесники начала прошлого века. Многие ли наши учебники или учебные пособия могут составить им конкуренцию? Разве что «Азбука» Льва Николаевича Толстого! Но в Монтессори-школе каждый педагог, наблюдая за детьми, создает специально для них собственные дидактические материалы и тексты. Так принято, и это вызвано потребностями детей каждого класса. (Кстати, коробочки и баночки, которые не пользуются популярностью у детей, убираются с полок.)

Разумеется, специально подготовленную среду такой группы или класса можно назвать искусственной, поскольку она состоит из многих культурных предметов, созданных руками профессионального педагога. Но она, согласитесь, не более искусственна, чем среда обычного школьного кабинета с тремя рядами парт, доской, учительским столом и закрытым на замок шкафом со старыми учебниками и запыленными муляжами. В обычном классе учитель, конечно, может провести блестящий урок, заворожив учеников собственной личностью, но в нем, к сожалению, нельзя организовать свободную самостоятельную работу детей, где учитель отступает на второй план, а в центре оказывается ребенок, ученик.

Каким образом окружающая среда предоставляет ему свободу действий? В чем эта свобода? Очень просто: детям предоставляется свобода активной целенаправленной деятельности. Ребенок волен действовать самостоятельно, но не мешая другим, не нанося вреда своему и чужому здоровью и не портя окружающую среду. Свобода понимается как возможность самостоятельного выбора учебной деятельности. Ты можешь взять с полки любой материал и сколь угодно долго работать с ним один или с партнером. А если устал, можешь вообще ничего не делать. Посидеть, понаблюдать за работой других.

У Монтессори понятия «свобода» и «дисциплина» слиты в одно целое. «Свобода – это естественно развивающаяся внутренняя способность». Способность выбирать наилучшее из всего окружающего. Дисциплина – это тоже внутренняя способность владения собой. И то и другое заложено в ребенке природой как в биологическом индивиде. От нас, взрослых, зависит, чтобы эти две способности развивались гармонично. Профессиональный Монтессори-педагог достигает этого в работе с детьми за три-четыре месяца.

И, пожалуй, самым важным аргументом в пользу естественности окружения детей в классе М. Монтессори является принципиальное отличие построения развивающей среды для детей разного возраста. Этот принцип основан на наблюдениях за спонтанным, свободным, естественным развитием ребенка в разные периоды его жизни. В классе стоят только те предметы, которые помогают ему в самостоятельном взрослении и освоении окружающего мира, наук и приобретении социальных навыков.

Говорят, что такая развивающая среда слишком дорого стоит. Но заметьте, что основа ее создается единожды и служит потом верой и правдой нескольким поколениям детей.




Миф пятый


Монтессори-педагогику нельзя назвать творческой, поскольку существуют правила обращения с дидактическим материалом, построения классной среды, уклада жизни. Дети вряд ли выйдут из такой школы творческими людьми.

Действительно, из «Розовой башни» педагог не позволит детям строить паровоз, как не разрешит расческой чистить зубы. Но после того как в голове ребенка произойдет осмысление того, ради чего эта «Розовая башня» придумывалась, малыш может придумывать все новые и новые способы упражнений с ней. И дети с удовольствием делают это. Ведь у любого настоящего творчества должны быть внутренние основания. Ничто не возникает на пустом месте. Такое количество детских творческих работ, вывешенных на каждом сантиметре стен Монтессори-школы, вряд ли можно увидеть в любом другом учебном заведении. И не каждая обычная начальная школа может похвастаться, что все ее ученики пишут стихи, играют на флейтах и участвуют в международных выставках детской живописи. Причем все это происходит не по требованию взрослых (учителей или родителей), а по неутолимому естественному желанию самих детей, каждого конкретного ребенка.




Миф шестой


Невозможно работать в группе с детьми разного возраста. А именно так устроен не только детский сад, но и школа М. Монтессори.

Младшему 3 года, а старшему 5 лет. Но ведь именно такова и многодетная семья. Монтессори-класс действительно похож на семью. Общаясь друг с другом, дети как бы сами себя обучают премудростям жизни. Разновозрастность позволяет избегать детских конфликтов. Одновозрастные дети часто ссорятся и дерутся в группе, потому что вынуждены выстраивать социальную иерархию между собой. Им важно выяснить, кто главный, кто подчиненный. У разновозрастных детей социальная иерархия выстроена естественным образом. Старший – лидер, младший – опекаем. И возможность прожить все три ступеньки: побыть младшим, средним и старшим, – помогает ребенку преодолеть кризисы возраста. Уже на втором году жизни группы появляются законы, по которым живут все ребята. Есть и еще одно преимущество разновозрастности: педагог может точнее построить развивающую среду класса, поскольку она напрямую зависит от доминанты определенного возрастного периода жизни детей. Например, в комнате, где проходит свободная работа детей 5—7-летнего возраста (младший класс начальной Монтессори-школы) уже не будут стоять материалы, предназначенные для освоения элементарных умений практической жизни или сенсорные материалы, так как сенситивные периоды восприятия детьми этих материалов и упражнений с ними уже прошли, и ребенок из «строителя самого себя» постепенно становится «исследователем окружающего мира». В то же время большое количество коробочек и бусинок исчезнут из комнаты, где учатся дети 8—10 лет (старший класс начальной Монтессори-школы), ведь эти дети уже хорошо пишут и читают. Центральными в их окружении должны стать книги, учебные карточки, справочники, энциклопедии. Сильно расширяется лаборатория, в которой они пытаются экспериментальным путем подтверждать свои гипотезы. Монтессори-материалы приобретают свой первоначальный, тестовый смысл. Дети сами проверяют по ним свои интеллектуальные достижения.

В сущности Монтессори-школа похожа на наши сельские малокомплектки, где в одном классе порой учатся дети двух или даже трех годов обучения. И еще она похожа на яснополянскую школу Льва Николаевича Толстого. Там тоже учили всех сразу, не разделяя детей по возрасту.

Вероятно, если бы современные российские сельские учителя заинтересовались педагогической системой Монтессори, они могли бы не только воспользоваться ею в работе, но и значительно обогатить собственным опытом.




Миф седьмой


Дети в детских садах М. Монтессори не играют, хотя известно, что игра является основным видом деятельности дошкольников.

Прежде чем это утверждать, надо понять, что Мария Монтессори понимала под игрой. Она ведь не отрицала ее, но предлагала для игры другие рамки. «Ребенка ссылают в мир игрушек, – говорила Монтессори, – удаляют его от дел, которые нужны ему для внутреннего развития». Разве это не так? Мир современного ребенка действительно насыщен копиями, и иногда скверными, предметов, которые есть в мире взрослых. Например, игрушечная стиральная доска или набор пластмассовых молоточков… Не лучше ли дать в руки ребенку настоящую посуду и предоставить возможность ее мыть. Таким образом удовлетворить его потребность в действии и позволить осваивать реальный окружающий мир. Осмысленное действие – вот что важнее детям во сто крат, чем любая игра в куклы. Внимательные наблюдения за детьми позволяют современным Монтессори-педагогам утверждать, что ведущей для маленького ребенка является не игра, а исследования окружающей его среды и полезная деятельность. Играет же он, отдыхая от этой полезной деятельности, если, конечно, таковая для него организована взрослыми.




Миф восьмой


У воспитанников Монтессори-школ должна быть плохо развита речь, поскольку, как известно, Монтессори советовала учителям: «Ведите счет словам своим».

Действительно, учителя в таких школах не читают детям нотации и не распространяются в объяснениях. Предпочитают показывать, а не рассказывать. При этом речь детей развивается ничуть не хуже, чем у их сверстников, которые учатся в обычных школах. Более того, их словарный запас гораздо богаче, и они точнее других описывают понятия. Их не растят болтунами, как это иногда происходит в обычных школах. Они привыкают говорить, образно и четко выражая свою мысль, потому что именно так разговаривает с ними учитель, давая знаменитый «трехступенчатый урок» М. Монтессори или обсуждая нечто важное на ежедневном рефлексивном кругу. Ребенок воспринимает такую ясную речь с малолетства, впитывает ее и затем воспроизводит. Вряд ли можно упрекнуть в этом педагогику М. Монтессори.




Миф девятый


Мария Монтессори отрицала сказки. Она их никогда не рассказывала и не читала детям, и малыши вырастали, не умея фантазировать и не веря в чудеса.

Можно сказать, что это правильный миф. Мария Монтессори не любила сказки. В ее время в Италии они были злые и жестокие. Мало какие заканчивались благополучно. Она предпочитала рассказывать детям интересные истории о том, например, где встает солнце, о тайнах океана или откуда произошло все живое на Земле. То есть она считала, что на все вопросы, которые задает маленький ребенок, возможен ответ в форме увлекательного рассказа. Одновременно этот рассказ был и обучающим уроком.

В наше время написано много замечательных, добрых и умных сказок, которые обязательно надо читать детям. И в любом детском садике М. Монтессори или начальной школе, и в России и за рубежом, педагоги делают это, полагая, что не слишком нарушают принципы Монтессори-педагогики.




Миф десятый


Дети не овладевают навыками социализации, поскольку чаще всего учатся автономно, сами с собой.

Практика показывает, что ученики Монтессори-школ как раз более контактны, чем в обычных учебных заведениях. Они приветливы, доброжелательны, спокойны и легче адаптируются в незнакомой группе. Это потому, что им постоянно приходилось приспосабливаться к поведению младших или старших детей и нерегламентированным видам деятельности.




Миф одиннадцатый


Дети растут в тепличных условиях. В нашем жестоком мире им будет очень тяжело.

Попробуем провести аналогию с огородом. Конечно, можно высадить растение прямо в грунт, но чаще всего мы его сначала проращиваем на светлом окошке. Может быть, в грунте оно было бы здоровее, но сколько семечек там не прорастет, сколько погибнет? Проращенные на окошке, потом, в грунте, выживут все.

Так пусть же хотя бы некоторое время ребенок будет естественным образом развиваться, чувствовать себя счастливо, свободно и спокойно. Тем более что мы, взрослые, знаем, какие ему нужны для этого условия и имеем возможность дать их. Монтессори-педагог всегда надеется, что там, куда ребенок пойдет после школы, в нем увидят личность и будут ее любовно взращивать.


* * *

Создание у нас в стране особого типа, особой модели школы, например, такой как школа М. Монтессори, означает даже не социально-педагогический эксперимент федерального значения, но отважную попытку практического воплощения в условиях современной России принципиально иных образовательных систем, часто противоречащих принятым в обществе философско-психологическим воззрениям. В этих воплощениях ясно видны иные подходы и к содержанию образования, и к классно-урочному способу обучения, и к укладу школьной жизни.

Таких школ у нас в стране пока мало, но они есть. Однако, выходит, что они до сих пор вне закона. А ведь Вальдорфские и Монтессори-детские сады и школы, по оценкам родителей, одни из самых престижных. На поступление в них выстраиваются огромные очереди, и современные мамы и папы готовы выкладывать большие деньги, чтобы их дети реально получали, например, навык самообучения и саморазвития, которым не овладеешь в такой степени ни в какой другой школе, кроме школы М. Монтессори. Педагогика выдающейся итальянки окрылила десятилетие назад многих и многих российских учителей и сотен родителей, увидевших, наконец, своими глазами, как дети, даже самые маленькие, могут учиться самостоятельно и увлекаться ученьем как самой счастливой работой на свете. Истинно гуманный подход к воспитанию и образованию детей в этих школах разительно отличал их от тех, в которых родители учились сами, и от тех, что считаются у нас лучшими и престижными.

Возможно, именно на этих маленьких островках, которым пока не придают значения государственные чиновники, и рождается будущее российского образования, а вовсе не в кабинетах ученых и чиновников. И, может быть, стоит эти школы уже сейчас узаконить? Чтобы нельзя было впредь закрыть, запретить, задушить, как это случалось уже в истории. Ведь вряд ли кто-то из современных управленцев образованием хотел бы прослыть сегодня гонителем гуманистических идей. А чтобы эти педагогические системы в России получили настоящее развитие, послужив тем самым не только российскому, но и мировому образованию, было бы полезно открыть в Москве Интернациональный центр развития системных педагогик, где могли бы учиться и дети самого разного возраста, и взрослые, решившие получить образование Вальдорфского или Монтессори-педагога, разобраться в развивающем обучении Эльконина-Давыдова или, скажем, освоить педагогическую систему Льва Толстого.




Вместо послесловия

Как я стала Монтессори-учительницей







Подход с оптимистической гипотезой…

«Дорогая Лен Санночка! Вы мне, как родная сестра или мать…» Сижу у натопленной печки и читаю третье Шурочкино письмо, подсунутое под дверь моей комнаты. В первом она писала, что всех ненавидит и из спецшколы все равно сбежит.

Мне двадцать лет. Я только что окончила Московский пединститут и работаю в Красноборской спецшколе для педагогически запущенных девочек – взяли пионервожатой, учительницей словесности и воспитательницей в четвертый отряд.

Пионервожатая из меня плохая: все время путаю, какой рукой отдавать салют и не умею громким голосом сдавать рапорт начальнику спецшколы. Но надо мною, педагогом, никто не смеется – не положено. Нежно пытаются учить. (Потом оказалось, что жалеют за молодость и мало кому нужную здесь образованность.)

Но одно в работе пионервожатой мне нравится: все мои воспитанницы за плохие дела раньше были исключены из пионеров, и вот теперь я сама должна ответственно решать, исправились они или нет, чтобы их можно было обратно принять в пионеры.

А еще мы с воспитанницами ведем переписку. Кажется, у Корчака я прочитала, что детям бывает легче написать о своем счастье-несчастье, чем вслух сказать. И оказалось, что дети еще больше, чем взрослые, любят не только получать, но и писать письма. Вот я и предложила им переписку. Очень откровенные получаю письма. Складываю по мере поступления и перевязываю ниткой: это от Шурочки Гвоздык, это от Галки Ануфриевой, это от Наташи Зиновьевой…

«…Когда я отсюда выйду, надо будет окончить школу после восьмого класса, потом устроиться на работу, найти мужа и родить детей. Я хотела бы трех: двух мальчиков и девочку. Как Вы думаете, это мое правильное решение? Наташа Зиновьева».

Через десять лет я случайно встретила Наташку на бульваре Варошлигет в Будапеште. Она окончила школу, вышла замуж за венгра и родила ему к тому времени двух детей. Маленький был еще в коляске…

В Красноборской спецшколе был замечательный хор. Николай Иванович, который им руководил, слыл среди местных знатоков хорошим музыкантом. Как любой хор, наш вместе со своим руководителем мечтал о гастролях в столице. В мастерских были даже сшиты 200 концертных костюмов «белый верх, черный низ». (Двести потому, что именно столько девочек учились в спецшколе и все пели в хоре «Красная гвоздика».)

И вот однажды зимой мне, как единственной в нашем Красном Бору столичной барышне, было поручено такие гастроли организовать. Но как это делается? Как организуют гастроли хора из двухсот воришек и бродяжек?

Видимо, я так гордилась своими воспитанницами, что решила: главным залом, где им необходимо выступить, должен стать зал министерства просвещения. Я пошла в здание на Чистых прудах и, попросив разрешение у каких-то чиновников, повесила объявление: мол, в среду в три часа в актовом зале будет выступать детский хор.

И еще решила после концерта привести к девочкам какого-нибудь знаменитого человека. Иногда случайная встреча остается в памяти на долгие годы. Вся педагогика может заключаться в одной такой встрече – я была в этом уверена.

Автобусы ждали нас на другом берегу Волги. Темным заснеженным утром мы двинулись к ним длинной, тихо шуршащей колонной прямо по льду. Девчонки заметили, что Николай Иванович шел в тоненьких концертных ботинках, и стали передавать по колонне, чтобы нашли ему сапоги или валенки большого размера и передали вперед. Когда сапоги пришли, Волга была уже взята.

В Москве поселились в окраинном интернате, всю ночь репетировали, а на следующий день поехали в министерство выступать.

Я сидела в первом ряду, и, кажется, от волнения и гордости у меня поднялась температура.

– Это вы мне вчера звонили и приглашали прийти на концерт? – услышала я шепот около уха.

– Да! Да, Симон Львович! Я вас звала к моим девочкам! Смотрите, как хороши! Сейчас допоют, и мы будем говорить…

Так произошла встреча красноборских правонарушительниц с Симоном Львовичем Соловейчиком. Встреча, которую они, возможно, запомнили на всю жизнь. Он рассказывал им о талантливом юноше Мише Гринине, который написал повесть «Пароход идет в Ростов», но потом трагически погиб в день выпускного бала. Ему было шестнадцать лет, столько, сколько многим из моих девчонок. Симон Львович подарил им эту повесть со своим предисловием и надписью.

Через много лет Шурочка Гвоздык, которая работала к тому времени телефонисткой на одном из московских телефонных узлов, показала мне эту книжку, переписанную ею собственноручно в тетрадку и хранимую в заветном месте…

Вот в какую странную педагогику я тогда верила. Шел тысяча девятьсот семьдесят первый год.


Коммунарское воспитание

Знаю, что многие в образовательных кругах обидятся и даже рассердятся, когда я напишу, что никогда не воспринимала коммунарскую жизнь как специально изобретенную в конце пятидесятых гениальную педагогическую методу. Как же, скажут, ведь столько диссертаций про этот метод воспитания написано?! Одно имя профессора Игоря Петровича Иванова чего стоит. Но ведь любой метод, а тем более система воспитания рождается силой ума, интеллекта, гениальной догадки, а мое коммунарство, думаю, держалось и держится до сих пор силой сердца. Именно силой сердца. Я и в прежние годы весьма легкомысленно относилась к обязательным атрибутам коммунарства – коллективным творческим делам, дежурным командирам и даже «огонькам», анализирующим прожитый день. Но меня всегда увлекало и завораживало, например, такое волшебство: все стоят в кругу, свечка в центре, и поют. Я не знаю ни одного слова в песне, но тоже пою. Пою со словами! И чувствую, что невероятно люблю этих людей и даже готова за них умереть. Как в церкви. Только Богу никто не молится, и ни перед кем не преклоняется. Разве может наука такое с человеком сделать? Только сердце! Говорят, современная психология это как-то по-своему объясняет. Хотя, конечно, что на коммунарском сборе сначала происходит, а что потом, описать нетрудно. Но выйдет примитивно, не как на самом деле.

В конце семидесятых в моей московской квартире по вечерам собирался круг молодых людей, которые днем торчали на шестом этаже в «Комсомолке». Умное, колючее, философствующее поколение. Они учились в старших классах московских школ, но числились там белыми воронами. (Думаю: называть или не называть их имена? Назову – может быть, прочтут и вспомнят себя юнцами.) Впрочем, многих из этих ребят вы знаете, читали их книжки, рассматривали картины, видели их лица на телевизионном экране. Борька Минаев, Валька Юмашев, Сашка Фурман, Женька Двоскина, Андрюшка Максимов, Сашка Морозов, Шамиль Абряров, Машка Агаянц, Андрюшка Савельев (Папа Карло)… Они, конечно, простят мне столь фамильярное обращение – кто еще их так по-детски сейчас назовет?

Я любила печь им пироги и вповалку укладывать спать между моими собственными маленькими детьми, которых к тому времени было уже трое. Мне почему-то казалось, что их затянувшиеся дискуссии о смыслах человеческой жизни, коллективное написание романа с названием «Метрополитен» и попытки под влиянием старших друзей проводить коммунарские сборы в школах должны были кончаться моими пирогами и хоровым пением под две гитары на балконе нашего восьмого этажа. Они замечательно пели! Так что внизу собирались люди и раскрыв рот слушали…

Вот такая странная интерпретация коммунарского воспитания у меня получилась. А ведь, в сущности, может, и не воспитания вовсе. Просто мы жили, как жили. «Ревнуя, мучась, горячась…» Старшие и младшие. Ни по какой не по методике. Но след остался – не сотрешь, не выжжешь. До сих пор той старой меркой пытаюсь поступки людей мерить. И детям моим эта жизнь «ради счастья других», похоже, передалась. Если в таком доме растешь – само передается, по нематериальному наследству.


Кубики Никитиных, или Педагогика семейных клубов

Никитиных я увидела в первый раз в студенческие годы. У них тогда было только пять детей, и они притащили всех в Ленинскую аудиторию МГПИ (дети были в одних трусиках). Борис Павлович на себе и на детях демонстрировал достижения замечательного раннего развития детей. Абсолютное большинство слушателей в тот день решили, что Никитины сумасшедшие и что сами они никогда в жизни так своих детей воспитывать не будут. Просто мы не поняли самого главного. А это главное, как я потом увидела, называлось семейным укладом.

Входишь в никитинский дом, и сразу завораживает и увлекает особенный, ни с каким другим домом не сравнимый мир культурных предметов и человеческих отношений. Похоже на патриархальный сон: бревенчатый дом с крыльцом и верандочкой. Среди сосен участка какие-то сарайки, пристройки, насыпные горки, «гнездо» среди веток не для птиц, а чтобы дети туда забирались по канату. Отец тут – отец. Работает в настоящей мастерской, все время что-то подстраивает-подделывает. Читает умные энциклопедии и рисует схемы. Крутится на высоченном турнике и ест первую тарелку супа. А мама тут – мама. Она готовит обед на всех, печет самые вкусные на свете пирожки, солит-маринует овощи, шьет и стирает, рассказывает сказки и справедливее всех разрешает конфликты.

Надо сказать, что мне очень нравился такой замечательный жизненный уклад. Он вызывал в моей душе уважение и мечту о несбыточном. Как я ни старалась, с моими домашними такое не проходило: и я была постоянно занята работой то в школе, то в институте, то в редакции, и муж не знал, с какого конца взяться за молоток, и постоянно мотался по журналистским командировкам. Кое-что, конечно, мы по-никитински сделали. Детей растили голенькими, поставили чуть ли не первый в Москве спортивный комплекс в детской, а потом и аквариум, чтобы «плавать раньше, чем ходить». Четырехлетними наши малыши научились писать и читать по слогам. И все же это было не то. Не так, как у Никитиных.

К сожалению, подхватив внешнюю сторону их жизни и наполнив свои квартиры похожей мебелью и развивающими игрушками, мы все же свои семьи строили по-разному и чаще совсем не по-никитински. А еще через десяток лет, вырастив собственных детей, особенно увлеченные родители всерьез занялись детсадовской, а потом и школьной педагогикой. Со мной произошло почти то же самое. Помню, я пригласила Лену Алексеевну в детский садик, который мы с моими друзьями по родительскому клубу организовали в Москве и которым гордились. Она не пришла и даже, мне показалось, обиделась, посчитала, что мы изменили семейной педагогике…


Происхождение моей Монтессори-педагогики

Иногда бывает обидно, что Монтессори-педагогику придумала не я. Нет, правда, весь мой жизненный опыт и все мои наблюдения за детьми – собственными и теми, с кем я работала, – подсказывали мне, что взрослые чего-то серьезно недопонимают в отношениях с ними. И дело не в том, как устроена система образования, не в том, сколько лет наши дети проводят в школе, и даже не в придуманных нами новейших образовательных технологиях. Дело в принципиальном отношении к детству и нашему неизбывному стремлению к власти над ним.

Мне хотелось построить школу для самостоятельных детей. Но очень долго не приходил ее образ. К тому же я только догадывалась, что все дети, даже самые маленькие, мечтают о самостоятельности, что это дар природы, о котором люди не подозревали, когда придумывали школу образца Яна Амоса Коменского.

Образ возник в Голландии. Друзья привели меня в школу, на дверях которой было написано «Montessori-school». Я не знала, кто такая Монтессори, но с восхищением обнаружила, что дети в этой школе учатся сами. Абсолютно сами, а учителя-консультанты подходят то к одному, то к другому лишь по их просьбе. Никакой единой для всех программы обучения, а учебным планом называют обыкновенный календарь каникул. В расписании вместо названий предметов стоит время свободной работы, лекций и лабораторных занятий. Дети разного возраста занимаются вместе и без спросу входят в любую классную комнату.

Мне верилось и не верилось. Неужели такое возможно?! Но вот ведь своими глазами вижу, не сон, не волшебство!

И через год я стала делать такую школу в России. Не одна, конечно. Но с людьми, которые лучше других могли понять необходимость учебного заведения для самостоятельных детей. Среди них была Атта Валерьяновна Полинская, лидер московского семейного клуба «Созидатель», и Елена Литвяк – участница сборов политлицея в «Комсомолке», который организовывался в духе коммунарства последней волны.

Я повесила в классной комнате портрет итальянского педагога Марии Монтессори и спросила детей, как они думают, кто эта женщина. Одна маленькая девочка сразу ответила: «Это королева»…

Никогда не думала, что в моей жизни будет какой-нибудь культ. Но вот ведь как все обернулось. Более чем на десять лет эта великая женщина завладела моим разумом, заставила перевернуть все прежние представления о смыслах человеческой жизни, о детях и о педагогике, которая оказалась больше сродни науке, чем искусству.

Монтессори называла свою педагогику системой саморазвития ребенка в специально подготовленной взрослыми развивающей среде. Это потрясающе совпадало с моими представлениями о роли взрослых в жизни детей. Они не учат напрямую, а создают наилучшие условия для свободной и самостоятельной работы, которая у детей естественно совпадает с процессом взросления, саморазвития. Спонтанно, не специально это делают каждая мама и каждый отец. А профессионально – учитель, тьютор, наставник. И разумеется, в каждом возрасте ребенку необходимы разные условия для саморазвития. А поскольку нет на свете двух одинаковых детей, как и двух одинаковых колокольчиков или березок, то надо внимательно наблюдать именно тех детей, за которых ты отвечаешь, и обустраивать их «среду обитания» сообразно их интересам, увлечениям и способностям. А это уже метод научной педагогики. Значит, учитель должен быть исследователем, ученым, а не актером, проповедником или человеком, передающим знания.

Реально мне понадобилось 10 лет, чтобы такую школу в России создать. Сначала детский сад, а потом школу. Назвав ее именем Марии Монтессори, мы не лукавили – все, что требовало точной трансляции классической Монтессори-педагогики, было аккуратно выполнено. Компетентные иностранные педагоги придраться ни к чему не могли, только восхищались. Но сами мы знали точно: наша российская Монтессори-школа и похожа, и не похожа на другие подобные в мире, потому что в ней жил особенный дух вдохновенного сотрудничества маленьких и взрослых, дух высочайшего бескорыстного энтузиазма.

Теперь уже многие знают, что Монтессори-педагогика – это педагогическая система, позволяющая детям учиться самостоятельно с помощью специальных дидактических пособий, которые когда-то придумала сама Мария Монтессори, а также созданных их собственными руками. Однако, если смотреть на эту идею столь примитивно, покажется будто стоит правильно расставить все эти волшебные дидактические материалы по полочкам, запустить детей и – готово! – можно вешать вывеску «Школа Монтессори». Многие у нас в России так и делают. Потом переживают, что ничего у них не получается. Со мной тоже так было.

Я пришла к заведующей детского садика в Москве около ВДНХ (садик этот был продан через два года) и предложила: можно поставить в детскую группу дидактический материал Монтессори? Заведующая, очень милая женщина, знавшая моих собственных детей и догадывавшаяся, что детский сад все равно будет скоро закрываться, разрешила. Очень смешно теперь вспоминать, как все первое время происходило. Книжки, которые я тогда просматривала, весьма мало места уделяли технологии работы – но много тому, чем занималась сама Монтессори в группе детей. А она вроде бы раскладывала материалы по полочкам и наблюдала, что делали с ними ребятишки. Отсюда рождался ее метод научной педагогики. Я тоже попробовала наблюдать: дети принялись этими материалами кидаться, лупить друг друга по головам… Понаблюдав за подобным безобразием некоторое время, я пришла к выводу, что Монтессори-педагогика очень плохая педагогика. Допускать к ней российских детей ни в коем случае нельзя. Только много позже я узнала, что именно такое начало ждет всех учителей, поверивших в Монтессори-педагогику.

Прошли годы, прежде чем я разгадала, как мне кажется, многие секреты Монтессори-педагогики. Многие, но не все! Сама жизнь преподала мне эти уроки – «уроки на корточках», как я стала их называть.



notes



1


Презентация – первое предъявление ребенку предмета и действия с ним, которое содержит алгоритм дальнейшей работы с этим материалом.




2


Медитация, проведенная с детьми 5–6 лет немецкой Монтессори-учительницей Хедвиг Гайлен.




3


Здесь и далее все цитаты М. Монтессори приводятся курсивом.




4


Маленькие дети любят работать не на столе, а на полу. В группе Монтессори для этого на отдельной подставке всегда стоят свернутые в рулон индивидуальные рабочие коврики. Ковриков и столов в общей сложности в группе должно быть столько, сколько в ней детей. Рабочий коврик – это автономная территория каждого ребенка для его занятий. Эту территорию нельзя нарушать ни взрослым, ни другим детям. Есть забавное правило: «Если коврик на пути, коврик надо обойти».




5


Мы сознательно не обозначаем точный возраст, к которому ребенок должен иметь те или иные достижения. Каждый малыш развивается индивидуально: мы можем только наблюдать эти достижения. Нельзя оценивать ребенка, основываясь на его возрасте.




6


Презентацию этого материала и работу с ним мы даем по книжке Марии Монтессори «Мой метод. Начальное обучение».


Комментариев нет:

Отправить комментарий